– Убивать – сладко… – тихо ответила Олёна, и от этого ласкового голоса меня невольно бросило в дрожь. – Настырный ты человек, сыскной воевода, коли след берешь – так не теряешь. Сам таким уродился или служба заставила?
– Давайте отложим вопросы, не имеющие отношения к делу, – вежливо попросил я. – Вам придется пройти со мной в отделение, вот ордер на обыск и арест. В доме останется Еремеев, а поисками вашего нанимателя мы займемся завтра.
– Ох ты, страсти какие… И не стыдно будет вам, здоровым мужикам, девицу беззащитную через весь город волочь?
– Собирайтесь.
Я сознательно не назвал имени Кощея Бессмертного, соврав, что «искать его будем завтра»… Мне было нужно тихо, без криков и истерик, убраться со двора. Надеюсь, Фома нашел возможное убежище Кощея, потому что после нашего появления на улице во двор бросятся бабы и стрельцы с ведрами в обеих руках. Эх, не помню, кто из великих полководцев жаловался на мелкие, несущественные детали, легко ломающие самые продуманные планы всех великих сражений… Это очень утешает, когда у тебя самого все вокруг идет наперекосяк. Ну, во-первых, ожидающий во дворе Еремеев явно ничего не нашел. Выражение лица растерянно-виноватое, лежбище Кощея не обнаружено, и на операцию с фальсифицированным пожаром можно времени не тратить.
– Где корабль?
– В сарае стоит, я в щелку углядел. Темновато там, но угадать можно. Хорошие мастера делали, не хуже наших, лукошкинских.
– Ладно, посмотрим. Выводи гражданочку за ворота, а мне кликни Митьку, если пришел. Пока держимся прежнего плана, мы с ним поищем потщательнее…
– Что ж искать-то? – неожиданно подала голос Олёна. – Все, что надобно, здесь, во дворе. А если задержаться хотите, так я помогу. Надолго задержитесь…
Словно по мановению волшебной палочки куча стружек и опилок зашевелилась, выпуская на свет Божий двух квадратных молодцов с одинаковыми угрюмыми лицами.
– Ну-ка, Юрка Боров да Борька Свин, покажите гостям незваным мастерство свое плотницкое!
В громадных лапах близнецов сверкнули широкие топоры…
Положение несколько осложнилось. Я говорю «несколько», а насколько конкретно, я понял, лишь когда вышеозначенная Олёна выкинула еще один номер. Когда мы выходили из дома, мне даже не пришло в голову связать ей руки. Девушка проиграла, но тем не менее вела себя так достойно, что вызывала невольное уважение, и лезть с веревкой было как-то… неудобно. Ну, это выглядело бы излишней предосторожностью, перестраховкой и даже трусостью с моей стороны. Мне так казалось… Одна из основных заповедей милиционера – никогда не смешивать личное и служебное. Я позволил чувствам взять верх над разумом, и вот…
– Не дергайся, участковый! Только рот раскрой, и ты на небесах… – Олёна страстно прижалась ко мне. Это было неожиданно и приятно, если бы не узкий нож, скользнувший из ее рукава к моему горлу.
Еремеев сплюнул и выхватил саблю.
– Брось оружие, стрелец! – потребовала преступница. – Распорю горло милицейское, ни один портной не зашьет…
– Валяй, – ровненько предложил Фома, у меня едва фуражка над маковкой не воспарила. – Ты его убьешь – я тебе башку снесу, а начальство меня за службу верную освободившимся постом пожалует…
– Не доживешь ты до повышения, – помедлив, заявила Олёна. – Борька с Юркой в тот же миг тебя топориками настругают! Пусть сыскной воевода умрет, пусть я сгину, но и тебе не жить!
– Ух ты! – возмущенно раздалось откуда-то сверху, и, сползая пузом по воротам на двор кожевенной лавки, заявился новый персонаж. – Это во что ж вы тут играете, Никита Иванович? Вроде хоровод какой чудной… Девица за вас, Фома за девицу, кабаны энти… инде… энде… эден…тичные за Фому. Стало быть, мне прямая очередь за кабанами… А ну, подвиньтесь взад, свиные рыла! Щас пятачки начищать буду…
Все замерли, неуверенно переглядываясь. Отчаянная решительность на лице Олёны сменялась робкой растерянностью. Чувствовалось, что девчонка пошла ва-банк, но умирать не хотела совершенно. Митька, засучив рукава, пристроился поближе к упомянутым Свину и Борову, а я автоматически отметил про себя, что Поганов не соврал и такие типы в банде действительно были. Но неужели именно они и построили для Кощея летучий корабль? Внешность у молодцов скорее уголовная, чем интеллигентная, хотя мало ли в среде уголовников истинных художников, творцов своего дела…
Как мне показалось, мы простояли минут десять. Активность никто не проявлял, ожидание затягивалось. В ту роковую минуту, когда я окончательно решил рискнуть и попытаться перехватить нож, калитка распахнулась и во двор цепочкой влетели десять еремеевских стрельцов с полными ведрами воды в напряженных руках. Следом посыпались бабы… Видя, что ничего не горит, а мы молчим, стрельцы в недоумении выстроились полукругом, ожидая начальственных указаний. Логического разрешения сложившейся ситуации просто не существовало. А тут еще в напряженном воздухе неожиданно громко прожужжала перелетная муха, не придумав ничего умнее, как усесться на мой нос. Я дернулся, зажмурил глаза и…
– А-а-а-пч-ч-хи-и-и!!!
Нож Олёны неуверенно кольнул меня в шею. Но для обрадовавшихся стрельцов командирский чих послужил прямым приказом! А приказы, как известно, не обсуждают… Молодцы дружно окатили всех нас двадцатью ведрами ледяной колодезной воды!
– Пожа-а-а-ар!!! – вдохновенно подхватили бабы.
Я, отфыркиваясь, перехватил руку завизжавшей девушки и хлестким ударом вышиб нож.
– За мной, молодцы! – пароходной сиреной взвыл мокрый, как курица, Еремеев. Стрельцы, размахивая пустыми ведрами, кинулись в атаку. Бабы соответственно усилили вой. Через пять минут из кучи малы, по уши в грязи, вылез я и выдернул за ногу Митьку. Олёна, гибкой змеей выскользнув из стрелецких рук, кинулась к сараю. Мы бросились следом, но уже у самых дверей она вдруг пропала. Просто исчезла, как будто ее стерли с листа бумаги.